Вторник, 19.03.2024, 09:27
Главная Регистрация RSS
Приветствую Вас, Гость
Меню сайта
Категории раздела
Дороховская детская библиотека [20]
Новости
Краеведение. Из истории Рузского района [1]
Поселок Дорохово. История [0]
История. Верейский уезд [2]
Материал по истории населенных пунктов Верейского уезда. Воспоминания людей связанных с верейским уездом.
Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 24
Мини-чат
500
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Вход на сайт
Поиск
Календарь
«  Март 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

  

К 125-летию Марины Цветаевой публикуем статью Игоря Вирабова

 

КАКОГО ЦВЕТА ЕВА ЦВЕТА

Текст: Игорь Вирабов/РГ

1. М. И. Цветаева. «Моим стихам, написанным так рано…». Стихотворение. Автограф. 13 мая 1913. ф.1190. оп. 2. ед. хр. 22. РГАЛИ.

2. М. И. Цветаева. «Стихи». Сборник стихотворений. Обложка. Автограф. 4 дек. 1917 — окт. 1919. ф. 1190 оп. 1 ед. хр. 3. РГАЛИ.

 

3. М. И. Цветаева. «Руан» (И я вошла, и я сказала: — Здравствуй!). «Плохо сильным и богатым…». Стихотворения. Автограф. 4 дек. 1917. ф. 1190 оп. 1 ед. хр. 3. РГАЛИ.

4. М. И. Цветаева. «Эмигрант». Стихотворение. Автограф. Посвящено Пастернаку Борису Леонидовичу. 09 фев. 1923. ф. 1190 оп. 2 ед. хр. 39

5. Фотография М. И. Цветаевой с А. И. Цветаевой (сестрой). Фотокопия. 1914-1916. ф. 1190 оп. 2 ед. хр. 223.

6. Фотография М. И. Цветаевой в Сен-Лоране (Верхняя Савойя, Франция). Фотокопия. 1930. ф. 1190 оп. 2 ед. хр. 232

7. Фотография М. И. Цветаевой на Колониальной выставке в Париже. Фотокопия. 1931. ф. 1190 оп. 2 ед. хр. 233.

Цветаева — костер — стихов, событий, чувств.

Живодеры раздирают ее на лоскуты интимных подробностей. Но в ней, как в шитье пэчворк, пестрота — лишь иллюзия. Она подчеркнуто скупа на краски — оттого каждый цвет у Цветаевой чист и точен (само)убийственно.
Все помнят, с чего, собственно, началось:
«Красною кистью / Рябина зажглась. / Падали листья. / Я родилась».
Главных цветов у нее явно семь.
Красный, черный, белый, зеленый, серебристый, синий и серый.
Все прочие — редкость.
Краски она слышит, как мысли и звуки видит:
«Голос из темноты — луч”.
«Мысль у меня в мозгу — вроде чертежа”.

Одно с другим взаимосвязано, одного нет без другого, сразу — все:
«Никогда не наслаждаюсь только глазом, только слухом”.
И оттого — «ласкает глаз», «приятные краски» — этого нет. Сразу провал в восторг или грусть.
Она говорит:
«В воинах мне мешает война, в моряках — море, в священниках — Бог, в любовниках — любовь”.
Если продолжить этот ряд — и в звуках мешают звуки, и в красках мешают краски, в красном красное, в черном черное.
Все, что кажется очевидным, все, что вроде бы на поверхности, — лишь прячет суть.
Тех, кому суть не нужна, — множество, они были, есть и будут есть.
«Что для таких господ — / Закат или рассвет? — Глотатели пустот, / Читатели газет».
Цветаева — отдельна от ото всех — от белоэмигрантов при белоэмигрантах, от красноармейцев при красноармейцах, даже от мужа, который то ли с теми, то ли с этими.
Белое у нее белее обычного, как красное — краснее, цвета резче, контрастней, а может, и точней, чем они есть на самом деле.

Черное и белое: любовь

Любовь у Цветаевой всегда черно-белая. Странно, кажется.
Ятаган, огонь — но черно-белая, контрастная.
«Ты привыкла: хозяйку в снег, / А сама на ее постели! / А в дому моем был твой век — / С черной лестницы, в черном теле».
Или — «…Но, всех перелюбя, / Быть может, я в тот черный день / Очнусь — белей тебя!”

Как отдельный роман читаются ее «Сводные тетради» — перед возвращением из эмиграции в Москву Цветаева переписывала, сводила старые дневники, оставляя в Париже все, что везти с собой было нельзя. Так вот — эти «Сводные тетради» куда увлекательней множества толкований о Цветаевой: приспособлена ли она к бытовой жизни, искусна ли в любви, коллекционировала ли возлюбленных для поддержания своего поэтического тонуса и т.д.
Она и писала Пастернаку: не слушайте, мол, про меня всякую всячину, «если Вам что-нибудь о моей жизни нужно знать — сама расскажу».
Вот здесь ее жизнь, как она есть, из лоскутов, восторгов и трагедий. Безумные вспышки любви к Пастернаку, Рильке, кому-то еще без разбору, к неведомому студенту Родзевичу — буря чувств.
Вперемешку с дикой нищетой, любовью-нелюбовью к мужу, записями дочки Али (Ариадны) и сына Мура (Георгия), письмами, черновиками.
И все — нараспашку, на разрыв.
Иногда и не поймешь, зачем, с чего — вот так остро и резко?
Цветаева старательно обозначает цвета тетрадей: вот зебра — зеленая с черным, вот черная с белой наклейкой, черная без наклейки, рыжая, а вот последняя без цвета — толстая, клеенчатая, трепаная.
«Вы прелестно целуете (уничтожьте мои письма!)… как человек, который хочет пить — и не сразу», — издателю Вишняку.
И тут же разбирает по косточкам Тезея или Ифигению в Авлиде.
«Сейчас идя по лесу, я думала: — а откуда же: сделай мне больно! — этот вечный вопль души в любви. Вопль, надежда, жажда».
А следом наброски «Поэмы Горы», «Поэмы Конца».
Тут же и сын Мур рассуждает: если есть композитор Прокофьев — должен быть и Про-сахар.
Признания Пастернаку, «моя душа теряет голову».
Долго рассуждает, почему сына назвала не Борисом.
И переходит к поэме «Крысолов».
И разъедает себя: почему не любят — как всех?
Ответ ей не нужен, у нее он свой: потому что не как все. «Плоха для мужчин — хороша для Бога».
Но все равно.
Все влюбленности обрываются, открывая ей всякий раз во всяком — «чары чуждости».
События слетают, как платье с плеч: «задумалась, загляделась, а оно — скользнуло и вот — кружком, как пес, у моих ног: жизнь».
(А любопытно: Пастернак годами позже — Ивинской — будто держа в уме Цветаеву: «Ты так же сбрасываешь платье — как осень сбрасывает листья»).
Один, кому верна Цветаева и кто (она-то знает) верен ей: Пушкин.
И тут опять — лишь черное и белое.
Пушкин у нее всегда — негр. А встретила внучку Пушкина, г-жу Розенмайер: она «белобрысая — белорыбица — альбиноска, страшно-постная и скучная».
Между Цветаевой-женщиной и Пушкиным-мужчиной вообще никого быть не должно: она, внучка священника села Талиц, — подтверждение того, что Пушкин жив, а никчемная г-жа Розенмайер — «живое доказательство, что умер».
«Как Пушкин мог любить Гончарову — куклу?»
Но предел мечтаний Цветаевой — не любовницей Пушкину быть, а няней.
«Ибо никому, никогда, с такой щемящей нежностью: «Подруга дней моих суровых, / Голубка дряхлая моя».
И снова и снова у нее вопрос:
«Почему люди (мужчины) меня не любили?».
И бесконечная потребность быть любимой и влюбленной — как нерешаемая дилемма:
«Любя другого, презираю (теряю) себя, будучи любимой другим — презираю (теряю) его».
Черное — белое, белое — черное.

Синее и зеленое: мысли

«Все мои квартиры были трущобы — зеленые».
Рассуждения о том, насколько Цветаева была неприспособлена к жизни бытовой, даже если и верны, — не имеют смысла. Мыть посуду и полы жизнь все равно заставляла. В обстоятельствах жизни была чудовищная несправедливость — но деваться ей было некуда.
«Не могу сказать, что не хочу готовить обеда, могу только сказать, что, пока готовлю обед, страстно хочу писать стихи. Только потому обед и сварен».
Цвет ее детской любви — к «зеленой актрисе из Виндзорских проказниц, зеленой кукле в Пассаже — с муфтой».
Но все перевернулось, жизнь, страна, судьба, и зеленый стал цветом мучительной неизбежности, как кастрюля и тряпка.
(Хотя куклы ее тревожат по-прежнему — как кукла Гончарова вместо нее живой. Вторичная Ева вместо первозданной Лилит.)
«Попытка ревности» известна: «Как живется вам с трухой Гипсовой? (…) Как живется вам с сто-тысячной — Вам, познавшему Лилит!»
И в письме Пастернаку: «Твоя тоска по мне — тоска Адама по Лилит, по — первой и нечислящейся. (Отсюда моя ненависть к Еве!)”
Ревность рассудочна, мысли зелены и сини. «Самозамыкание круга. Из сини Руси — домой: в огнь синь». И следом недоумение о времени:
«Ушло слово грех (понятие Бог). Оно заменено словом вред. Грешник. Вредитель… Грешника Бог судит и прощает. Вредителя общество не судит, а осуждает (упраздняет, изымает)».
И следом еще — подросток Мур вдруг приходит в ярость от ее стихов:

«Небо — синей знамени, Сосны — пучки пламени…» — Синее знамя? Синих знамен нет… Пучки пламени? Но ведь сосны — зеленые… У Вас белая горячка: синее знамя, красные сосны, зеленый змей, белый слон. Вы -сумасшедшая! Для кого Вы пишете? Для одной себя».
Сыну она прощала все. Стоить ли нам судить безжалостность подростка — тем более что всех их, и Цветаеву, и ее мужа Сергея Эфрона, и сына Георгия ждал такой незаслуженный, жестокий финал.
Выжила в мясорубке дочь Ариадна, отсидевшая ни за что много лет в лагерях.

Серое, красное, серебристое: время

Время у Цветаевой все жестче: «рожь, ложь и нож».
От красной рябины лишь отсветы: «Лес — красноват, / День — сине-сер. / Двадцать солдат, / Один офицер».
Все остальное серое, даже если «луч серебристый пронзил облака».
Реки стонут, «посерев от боли».
Героиня «Повести о Сонечке» вспоминает стихи: «Серый ослик твой ступает прямо, / не страшны ему ни бездна, ни река. / Милая Рождественская Дама, / увези меня с собою в облака».
И у серых крыс, и у серых жителей Гаммельна в цветаевском «Крысолове» одни тупики соблазнов и иллюзий, всех сразу — утопических, либеральных, шовинистических.
И уже саму Цветаеву — с ее «ненакрашенностью лица, и седостью волос, и огромностью башмаков, и нешелковостью и даже нешерстяностью (не говорю уже о немодности!) одежд» — ждет одна лишь безысходность.
«Было во всем этом что-то настолько серьезное — и странное — и должное (сужденное)…»
Ей не было 49, когда она повесилась в Елабуге.
Еще в эмиграции в рассказе «Хлыстовки» она написала, что хочет лежать на кладбище в Тарусе, «в одной из тех могил с серебряным голубем, где растет самая красная и крупная земляника».
В стихах последних лет она просила о народе, который любила:
«Бог! Если ты и сам — такой — / Народ моей любви / Не со святыми упокой — / С живыми оживи!”
В предсмертной записке попросила о себе:
«Не похороните живой! Хорошенько проверьте».
Где могила Цветаевой — неизвестно.
Отпели ее полвека спустя после кончины, в 1991-м (благословил патриарх Алексий II), в серебристом московском храме Вознесения Господня у Никитских Ворот.

И напоследок —
цветной отрывок

Из «Повести о Сонечке» Марины Цветаевой:
«У Сонечки была своя нянька — Марьюшка. «Замуж буду выходить — с желтым сундуком — в приданое». (…) Я этой Марьюшки ни разу, за всю мою дружбу с Сонечкой, не видала — потому что она всегда стояла в очереди: за воблой, за постным маслом и еще за одной вещью (…).
Однажды стук в дверь. Открываю. Черное, от глаз, лицо — и уже с порога.
— Марина! Случилась ужасная вещь. В моей комнате поселился гроб.
— Что-о-о?
— А вот — слушайте. Моя Марьюшка где-то прослышала, что выдают гроба — да — самые настоящие гроба (пауза) — ну, для покойников — потому что ведь сейчас это — роскошь (…). Вот и ходила — каждый день ходила, выхаживала — приказчик, наконец, терпение потерял: — Да скоро ли ты, бабка, помрешь, чтоб к нам за гробом не таскаться? Раньше, бабка, помрешь, чем гроб выдадим — и тому подобные любезности, ну, а она — твердая: «Обешшано — так обешшано, я от своего не отступлюсь». И ходит, и ходит. И, наконец, нынче приходит — есть! Да, да, по тридцатому талону карточки широкого потребления. «Ну, дождалась, бабка, своего счастья?» — и ставит ей на середину лавки — голубой. «Ну-ка примерь, уместишься в нем со всеми своими косточками?» — «Умещусь-то умещусь, говорю, да только не в энтом». — «Как это еще — не в энтом?» — «Так, говорю, потому что энтот — голубой, мужеский, а я — девица, мне розовый полагается. Так уж вы мне, будьте добры, розовенький, — потому что голубого не надо нипочем». (…) Тут он на меня — ногами как затопочет: «Бери, чертова девица, что дают — да проваливай, а то беду сделаю! Сейчас, орет, Революция, великое сотрясение, мушшин от женщин не разбирают, особенно — покойников… Бери, бери, говорю, а то энтим самым предметом угроблю!» — да как замахнется на меня — гробовой крышечкой-то! Стыд, страм, солдаты вокруг — гогочут, пальцами — тычут. (…) Придется мне успокоиться в мужском голубом».
И теперь, Марина, он у меня в комнате. (…)
Так и стоит. (Пауза.) — Я наверное, все-таки, когда-нибудь к нему — привыкну».

 

 

 

 

 

Источник:

  https://godliteratury.ru/projects/arkhivnaya-cvetaeva?utm_source=vk.com&utm_medium=social&utm_campaign=esli-vam-chto-nibud-o-moey-zhizni-nuzhno&utm_content=11044002